Решение Киеврады о сносе памятника Михаилу Булгакова в Киеве вызвало большие споры в обществе. Многие это решение осудили, так как Булгаков является, пожалуй, наиболее известным киевским писателем, любил город и зачем же от него отказываться, полностью "отдавая" России? Не нужно такие таланты дарить Москве.
Других возмущает, что в условиях жестокой войны и обстрелов, тяжелейшей ситуации в энергетике власти тратят время на снос памятников.
Сторонники и инициаторы сноса делали упор на то, что он является якобы "украинофобом" и дискредитировал в своем творчестве украинское национальное движение.
Между тем эта дискуссия уводит от реальных причин того, почему Булгаков сейчас в Украине попал в запретные списки.
Начнем с того, что Булгаков украинофобом не был. По крайней мере, не сохранилось ни одного свидетельства того, чтобы он унижал украинцев (не путать с заявлениями героев его произведений).
Также он не отрицал существование отдельной украинской нации, в отличие, кстати, от знаменитого авиаконструктора-киевлянина Игоря Сикорского, в честь которого названы аэропорт в Киеве, улица в Киеве (на которой стоит посольство США) и один из крупнейших вузов страны – Технический университет КПИ.
Сикорский, уже будучи в эмиграции в США в 30-е годы, говорил: "мой род чисто украинского происхождения, из села Киевской губернии, где мои прадед и прапрадед были священниками. Однако мы считаем себя по происхождению русскими, из определенной части России, рассматривая украинский народ как интегрированную часть России так же, как Техас или Луизиана являются интегрированной частью Соединенных Штатов".
Но память о Сикорском в Киеве не стирают.
А что касается произведений Булгакова, написанных и опубликованных им в советские времена, то там хоть и было много критики УНР, но она явно не дотягивает по градусу негатива до снятого в 1939 году фильма "Щорс" Александра Довженко, имя которого с украинских улиц убирать никто не собирается (подробнее об этом парадоксе мы писали в отдельном материале).
Однако, следует признать, что решение "заканселить" Булгакова вполне вписывается в логику процессов, которые происходят в Украине. Причем происходят уже давно.
Лет 20 лет назад, во времена первого Майдана, среди российской либеральной оппозиции были распространены надежды на то, что Украина станет "другой Россией" - государством с одной стороны по своему языку, культуре и менталитету очень похожей на РФ, но при этом – европейским, демократическим. Что станет образцом и для россиян, подвигая их на протест против Путина.
На это были определенные основания.
Майдан поддержал преимущественно русскоязычный в то время Киев, значительная часть бизнеса и зарождающегося среднего класса (также тогда, в основном, русскоязычного). Поэтому доктрина "другой России" ("уважаем русский язык и культуру, чтим Пушкина, но строим демократию и идем в Европу, в отличие от Путина") казалась вполне реалистичной. Однако своих последователей в Украине она не нашла.
В "оранжевом" лагере относительно гуманитарной политики возобладала и стала канонической позиция националистов. Тех, кто считал, что украинская национальная идентичность может сохраниться только при условии жесткой украинизации (языковой, медийной, культурной, исторической, религиозной). Иначе – украинцы будут полностью русифицированы из-за огромного культурно-информационного влияния России. А потому все русское – это плохо, нужно искоренять память о совместном прошлом и строить новую историю, новую культуру и, по сути, новую украинскую нацию, "перепрошив базовые настройки" населения страны.
Подобные идеи, изначально сформированные еще в украинской диаспоре, в тогдашней Украине не пользовались большой поддержкой. Поэтому националисты сделали микс, смешав свою концепцию с популярной темой евроинтеграции, продвигая тезис "путь к Европе означает путь прочь от Москвы. Прочь от Москвы означает прочь от русского языка, прочь от памяти от совместной истории, прочь не только от Путина, но и от Пушкина".
Конечно, публично эта концепция столь прямолинейно и радикально в те времена, в отличие от нынешних, не озвучивалась (подбирались более толерантные выражения), но суть была именно таковой. К слову, в рамках данной логики враждебными силами были не только Путин, но и российские либералы. Причем последние были даже в чем-то опаснее, так как если бы они пришли к власти, то продвигать концепцию "путь в Европу означает путь прочь от Москвы и всего русского" было бы гораздо труднее.
Ющенко эту концепцию принял и горячо поддержал, а другие оранжевые вожди (по большей части, кстати, русскоязычные) не стали ее оспаривать, опасаясь обвинений в "зраде" и в "работе на Москву".
Хотя кто на самом деле "сработал на Москву", еще большой вопрос.
Фактически данная концепция заложила основу для раскола украинского общества, усилила в русскоязычных регионах пророссийские настроения, запустив процессы, сыгравшие далеко не последнюю роль в событиях 2014 года, чем и воспользовался Кремль. Стоит лишь напомнить, как ему помогло раскачать ситуацию в стране решение Рады отменить языковый закон Кивалова-Колесниченко, которое парламент провел буквально сразу после победы Майдана, хотя это, с точки зрения логики и здравого смысла, тогда был далеко не самый первый вопрос. Но с точки зрения концепции националистов был архиважным.
Можно, конечно, сказать, что и без этого решения Рады Кремль все равно бы сделал то, что сделал (аннексия Крыма и прочее), но то, что отмена языкового закона ему выполнение этих задач облегчила, отрицать трудно.
Это доказывается в том числе и тем, что после начала событий в Крыму и на Донбассе по настоянию Запада украинские власти остановили решение по отмене закона Кивалова-Колесниченко.
Но как только ситуация стабилизировалась, к теме буквально сразу вернулись и провели целую серию украинизаторских законов, которую увенчал принятый Радой в 2019 году закон о "тотальной украинизации". Однако, общество по-прежнему к украинизации относилось без энтузиазма и "перепрошиваться" не торопилось. Что и отразилось на результате президентских выборов, где шедший под лозунгом "Армія, мова, віра" Петр Порошенко разгромно проиграл Зеленскому, который делал заявления в духе "не важно кто на каком языке говорит". В среде националистов это вызвало глубокое уныние, хоть затем новоизбранный президент, вопреки ожиданиям многих его избирателей, украинизацию вспять так и не повернул.
Но после начала полномасштабного вторжения РФ сторонники радикальной украинизации воспряли духом и увидели в ситуации уникальный шанс "окончательно решить вопрос". Ко всем их прежним аргументам они добавили еще много других, главным из которых стал тезис "русский язык – язык врага". И хоть Украину защищают сотни тысяч русскоязычных бойцов, власти с этим тезисом не стали спорить и украинизация резко ускорилась.
Однако, в последние месяцы, как мы уже писали, среди украинизаторов наблюдается сильное волнение. Причина – переговоры о завершении войны в Украине, на которых, среди прочего, обсуждается вопрос возвращения прав русскому языку. Это требование РФ, которое, по ряду сигналов, поддерживают и США. В обнародованном Зеленским мирном плане из 20 пунктов есть пункт 13, в котором говорится, что "Украина будет применять правила ЕС о религиозной терпимости и защите языков меньшинств".
Формулировка размытая, но даже она встревожила Вятровича, который написал, что таким образом "Россия пытается восстановить свое влияние на тех землях, которые не смогла взять силой". В духе подобных тезисов уже идет масштабная медиакампания против сворачивания украинизации.
Хотя, казалось бы, чего опасаются украинизаторы? Если тема о "языке врага", как они говорят, глубоко зашла в народ, то какие бы законы ни принимались, на нем все равно люди общаться больше не будут.
Ответ один: они понимают, что это на самом деле не так.
С начала войны парадоксальным образом пошли и противоположные процессы (подробнее о них мы писали в отдельном материале). Постоянное давление с требованием переходить на украинский язык, не слушать песни на русском языке и вопросы "чому не державною" вызвали отторжение у многих русскоязычных украинцев. Ранее, до войны, большинство из них не обращало внимание на украинизацию, потому что она им особо жить и не мешала. После окончания учебы гражданин Украины мог ни единого слова не произнести на украинском языке, но при этом зарабатывать деньги, вести бизнес и т.д. Но когда пошли требования переходить на украинский язык в быту, ситуация поменялась, так как теперь не обращать внимания на украинизацию стало невозможно. Да, часть русскоязычных жителей страны перешла на украинский язык, считая это "патриотическим актом" (особенно, если их работа связана с публичной деятельностью). Но для многих давление воспринималось как недопустимое вмешательство в личную жизнь, которое, к тому же, прямо противоречило тем европейским ценностям, которые официально декларирует государство, заявляя, что сражается за них в войне с Россией. И такие настроения дают о себе знать постоянно, прорываясь после очередного "мовного" скандала (например, после истории с одесситом, который пел песни Цоя во Львове).
Украинизаторы эти процессы видят и боятся, что в случае возвращение прав русскому языку, он быстро восстановит свои позиции и их концепция разрушится.
Однако, на самом деле, русский язык в Украине в любом случае не исчезнет. Он может исчезнуть только если страна отгородится "файерволом" от глобальной сети Интернет и отключит все соцсети. В любом другом случае украинцы будут продолжать с детства, с момента появления в руках первого смартфона, погружаться в русскоязычный контент, который генерируют по всему миру более 150 миллионов людей и которого всегда будет многократно больше, чем украиноязычного.
Поэтому украинизация не приведет к тому, что украинцы будут меньше читать и потреблять контента на русском языке в силу схожести языков и постоянного соприкосновения с русскоязычной средой в реальной и в сетевой жизни. Она приведет лишь к тому, что украинцы будут меньше сами производить русскоязычного контента, что будет давать преимущество россиянами в виду ослабления конкуренции на глобальном рынке (это еще раз к вопросу о том, кто на самом деле "работает на Москву").
И потому, так или иначе, но вопрос языка в послевоенной Украине встанет – будет ли это записано в условиях мира или нет. Встанет вне зависимости от России. Тем более, очевидно, что отождествлять понятие "русскоязычный" и "пророссийский" абсолютно неверно. Так же, как никому не придет в голову назвать говорящих в большинстве своем на английском языке ирландцев "нацией британофилов".
Возвращаясь к Булгакову.
Если в Украине сохранится господствующая ныне концепция, он, конечно же, подлежит запрету. Потому что "Белая гвардия" пронизана русскокультурным вайбом Киева начала прошлого века. А от этого вайба, в рамках концепции, и следа не должно остаться. Он предельно враждебен и должен быть проклят и забыт. Как будто и не было его никогда. Поэтому если Довженко еще можно как-то вписать в концепцию (хотя бы фрагментарно), то по Булгакову это исключено.
И не только по нему. Но и, например, по русскоязычным писателям-одесситам. Да и по Гоголю будут вопросы (хотя пока его особо не трогают, но это может быть делом времени).
Но если возобладает другая концепция государства, которая впитает в себя всю Украину и все ее периоды истории, всех украинцев во всем их многообразии, вне зависимости от языка, на котором они говорят, тогда и Булгаков из разряда "украинофобов" перейдет в круг знаменитых киевлян, которыми гордятся.
А то, что Булгаков Петлюру ругал – так кто его только не ругал. И Грушевский, и Винниченко. Да и знаменитый военачальник УНР Петр Болбочан вряд ли говорил теплые слова, когда его, по приказу подконтрольного Петлюре военно-полевого суда, вели на расстрел. Однако из-за этого никто не отнимает имя Болбочана у 3-й бригады Нацгвардии "Спартан", которая сейчас воюет на фронте.
